у счастья нет завтрашнего дня; у него нет и вчерашнего; оно не помнит прошедшего; не думает о будущем; у него есть настоящее - и то не день - а мгновение!
Она спала, положив голову на мою руку. Я часто просыпался и смотрел на
нее. Мне хотелось, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Нас несло где-то по ту
сторону времени. Все пришло так быстро, и я еще ничего не мог понять. Я еще
не понимал, что меня любят. Правда, я знал, что умею по-настоящему дружить с
мужчинами, но я не представлял себе, за что, собственно, меня могла бы
полюбить женщина. Я думал, видимо, все сведется только к одной этой ночи, а
потом мы проснемся, и все кончится.
Забрезжил рассвет. Я лежал неподвижно. Моя рука под ее головой затекла
и онемела. Но я не шевелился, и только когда она повернулась во сне и
прижалась к подушке, я осторожно высвободил руку. <...>
Потом я проводил ее домой. Мы шли рядом в серебристом свете утра и
почти не разговаривали. По мостовой прогромыхал молочный фургон. Появились
разносчики газет. На тротуаре сидел старик и спал, прислонившись к стене
дома. Его подбородок дергался, -- казалось, вот-вот он отвалится. Рассыльные
развозили на велосипедах корзины с булочками. На улице запахло свежим теплым
хлебом. Высоко в синем небе гудел самолет. -- Сегодня? -- спросил я Пат,
когда мы дошли до ее парадного.
Она улыбнулась.
-- В семь? -- спросил я.
Она совсем не выглядела усталой, а была свежа, как после долгого сна.
Она поцеловала меня на прощанье. Я стоял перед домом, пока в ее комнате не
зажегся свет.
Потом я пошел обратно. По пути я вспомнил все, что надо было ей
сказать, -- много прекрасных слов. Я брел по улицам и думал, как много я мог
бы сказать и сделать, будь я другим.
Э.М.Ремарк
нее. Мне хотелось, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Нас несло где-то по ту
сторону времени. Все пришло так быстро, и я еще ничего не мог понять. Я еще
не понимал, что меня любят. Правда, я знал, что умею по-настоящему дружить с
мужчинами, но я не представлял себе, за что, собственно, меня могла бы
полюбить женщина. Я думал, видимо, все сведется только к одной этой ночи, а
потом мы проснемся, и все кончится.
Забрезжил рассвет. Я лежал неподвижно. Моя рука под ее головой затекла
и онемела. Но я не шевелился, и только когда она повернулась во сне и
прижалась к подушке, я осторожно высвободил руку. <...>
Потом я проводил ее домой. Мы шли рядом в серебристом свете утра и
почти не разговаривали. По мостовой прогромыхал молочный фургон. Появились
разносчики газет. На тротуаре сидел старик и спал, прислонившись к стене
дома. Его подбородок дергался, -- казалось, вот-вот он отвалится. Рассыльные
развозили на велосипедах корзины с булочками. На улице запахло свежим теплым
хлебом. Высоко в синем небе гудел самолет. -- Сегодня? -- спросил я Пат,
когда мы дошли до ее парадного.
Она улыбнулась.
-- В семь? -- спросил я.
Она совсем не выглядела усталой, а была свежа, как после долгого сна.
Она поцеловала меня на прощанье. Я стоял перед домом, пока в ее комнате не
зажегся свет.
Потом я пошел обратно. По пути я вспомнил все, что надо было ей
сказать, -- много прекрасных слов. Я брел по улицам и думал, как много я мог
бы сказать и сделать, будь я другим.
Э.М.Ремарк